Неумолкаемая колокольня. Звон Погрома

И мы, как тот маленький скромный цветок,
Не только не выпрямили стебелек,
Что шесть злых столетий изогнутым рос,
Под корень срубили его в этот раз
Те руки, что варварски мучили нас, —
Османская Турция, взявшись всерьез,
Решила прикончить армянский вопрос
Неслыханным средством — ему не найдет
Подобного весь человеческий род,
И даже в истории турок самих
Позорных страниц не найдется таких:
В Армении — в целой стране — ни один
В живых не останется пусть армянин!..

Мечом сразу целый народ истребить,
Лес целый под корень, под корень срубить!..

И девушки,
Лани пугливой самой,
К которым за пазуху не проникал
Тайком даже месяца свет озорной,
Бесплотные,
Словно с них автор писал
Роман идиллический,
Рдевшие в миг
Не только от шуток —
От ласковых слов,
Стыдливые, чисты, словно родник,
Пьяневшие лишь от Вийона стихов,
Когда на французском читали его,
А песню безумной Офелии петь
Могли на английском, —
Теперь от всего,
Что выпало им испытать, претерпеть,
Сошли, как Офелия, сами с ума,
Их разум окутала черная мгла,
И в черном аду,
Исступленно крича,
Забыть не могли все же в черных ночах,
Тех злобных, насилующих янычар,
Тех, в чьей голове, если что и найдешь,
То не человеческий разум,
А … вошь!

И те, что меняли белье раз в семь лет,
А мыло увидев, смеялись в ответ,
В покой новобрачных врывались чуть свет,
Его оскверняли всей грязью своей,
Бесчестя армянских святых матерей…
Те люди, которых наивно искать
Людские черты-
Обезьяном под стать,
Тежелые камни подняв неспеша,
Камнями теперь разбивали, круша
Прекрасные головы тех,
Кто векам
Дарил чудеса, уподобясь Богам,
А если и разнились с богом,
То тем,
Что, в сущности, не было бога совсем,
А эти, живя,
Все создали вокруг,
И вот под ударами варварских рук
Они, как и боги, исчезнуть должны —
Так камнем армянским
Армянской страны
Армянские головы размозжены
Талантов, которым нет в мире цены!…

— Явись справедливость, явись ко мне, чтоб
— Плевком я украсил холеный твой лоб!

Так выкрикнул тот, кто упал, как и все,
С расколотым черепом, в красной росе.
Так выкрикнул он не теперь,
А тогда,
Когда кровью пьяная
Эта орда
С инстинктом, понятным одним дикарям,
Пожары и пепел несла городам,
Сжигала посевы и рушила храм!
Теперь же, теперь,
Когда был не погром,
И не избиение,
И не резня,
А смерть,
Целой нации страшный содом,
Вихрь смерти сплошной
Среди белого дня, —
Забитые,
Дети,
Мужи,
Старики,
Теперь взять откуда, скажите, плевки,
Чтоб в лоб справедливости плюнуть опять?! —
Кто будет плевать? —
Рот высох и горло в армянской стране,
Живых не осталось в родной стороне,
Коль целую нацию жадно глотал
Кривой, ледяной ятагана оскал,
По рыжей пустыне
Вихрь смерти гоня,
Не тайно —
Открыто,
Средь белого дня!..

Да был ли у той справедливости лоб?
Нет, не был!
Имела она только зад,
Чувствительный зад,
Не увидела чтоб,
Как головы нации целой крушат,
Лишенной всех средств жизнь свою защищать,
А если за лоб что-нибудь и считать,
То русско-турецкому фронту дано

Им стать,
Приближался он медленно,
Но…

Но боже безбожный,
Ну в чем их вина,
За что их
Судом этим страшным судить?!..

…Железной дороги тянулась струна,
Берлин и Багдад
Чтобы соединить.
Но как протянуться ей, как ей пройти —
Вокруг аравийской пустыни пески,
Где чахлая зелень не может расти,
Чтоб станции спрятать лицо от тоски,
Где нет ни домов, ни поселков, ни сел, —
Могло ли виной армянину служить,
Что он добровольно в пустыню не шел
В том рыжем аду и работать, и жить,
И смерть свою встретить средь выжженных дюн,
Покинув места вековые армян:
Твердыню Карин,

Неприступный Сасун,
Свой Муш плодородный
И щедрый свой Ван…

…Столетие — если не больше — одним
Флот русский желанием страстным томим:
На севере снежном, где вьюги мели,
Мечтали, снедаясь тоской, корабли
О зной ном востоке, о южных краях
И страсть поверяли в безумных словах
Они Дарданеллам,
Кокотке в шелках,
Той, что без любовников жить не могла,
Но к русскому флоту
Холодной была.
Кривляка кривляется?! —
Не проведешь!
И вот уже русским совсем невтерпеж!
И в этом — армяне виновны опять:
В турецких глазах, злобных как у совы,
Мы — ветер, что парус спешит надувать,
И парус, надетый на мачты Москвы…

…В век двигателей и моторов стальных
И в Англии в топках горит не вода,
А нефть и бензин.
На просторах морских
Хозяйка она всех морей навсегда,
Но нефть — под Мосулом. Сплошной океан.
— Чья в этом вина?
Ну конечно армян!..

…из глины колосс оттоманский не смог
Лучей жгучих разума выдержать жар,
Он трещины дал,
Он уже изнемог,
Его иссушал окружавший пожар.
И оторвались от боков его так
Болгарин, и серб,
И румын, и словак.
А тут еще к мысли приходит такой,
Болезнью опасной такой заражен
Уже армянин —
На земле своей он
Участок мечтает иметь небольшой,
И просит гроши он из денег своих,
Что вырваны силой из рук трудовых,
А если притом он пытался кричать,
Пинком ему рот затыкали опять.
Ах, вздумал о чем-то просить армянин
Иль даже мечтать о свободе посмел?
— Так, значит, во всем виноват он один!

…А он, как всегда, над работой корпел
И ногти до мяса опять обдирал,
И кровь из ладоней потертых текла,
Скалу он долбил и ее превращал
В невиданный храм, где на стенах была
Резьба — лань из камня, прекрасный гранат,
И своды бровей над глазами ворот,
Лепил изваянья в том храме,
И вот…
— За все и во всем он один виноват!…

Не курят гашиш,
Но вино пьют в обед;
Не грабят,
Но трудятся в поте лица;
У них нет гаремов
И евнухов нет,
Не славят аллаха они без конца
И даже чалмой
Не прикрыты притом,
Священник их — в ризе!…

— Виновны кругом!..

Следы рук отцов их
Печатью легли
На всем протяжении этой земли —
То клинописью,
То могильной плитой,
То фреской живой,
То в скалах туннелем,
Где плещет вода…
— И кто же виновен?
Они, как всегда!..

…Избаиться надо от пристальныз глаз,
В которых мечтаний огонь не погас,
Способных без слов боль свою передать, —
Ведь могут ненужной причиною стать
Те слезы, что горестной льются волной:
Вдруг плачущего… пожалеет чужой!..

…Колено преступное как не сломать
И локоть, привыкший ему помогать?! —
На них опираясь,
Кровавый от ран —
Что там человек! —
Даже волк и кабан
Ползут, чтоб из тяжкого плена уйти…
— Преступнее дело возможно ль найти?!

Ну как тут, от злобы и бешенства яр,
Не выйдет опять из себя янычар?!..

..А люди умели красиво любить,
И мыслить умели, и радостно жить,
Умели чураться
Греховных сетей,
С улыбкою
Солнечных жаждать лучей,
И пусть — безграничны в страданьях своих,
Зато — безграничны в мечтаньях своих.
— Вот в чем преступление тяжкое их!..

И все же одна —
Всех страшнее вина.
И знаете, в чем она заключена?! —
Когда человек — как его не избить! —
Не может дурацкое имя забыть,
Которым когда-то его нарекли.
— Как наглость такую позволить могли:
Свое имя собственное не забыть?!
Нет, надо за это их строго судить,
А раз не желают понять ничего,
То, значит от имени надо того
Иначе избавиться — просто убить!

В Европе — о цивилизаций оплот! —
Профессором тот становился за год,
Кому был армянский знаком алфавит,
А доктором даже — тот, кто делал вид,
Что с нашей историей древней знаком,
В Европе, где стало уже ремеслом —
В минуты, когда человечности вдруг
Ее сотрясали восторг и испуг —
Валить нас, порой до небес возвышать,
Творцами науки армян величать,
Во мгле азиатской, царящей кругом,
Единственным
Нас называть маяком,
А варваром — турка,
Поскольку он дик —
Так с детства считать европеец привык, —
И, занятый только своею судьбой,
Он земли османские между собой
Готов был делить
Или с торга продать —
Не может же вечно земля… пустовать!..

И та же Европа — культуры оплот! —
Уже не краснея,
уроки дает
Султана Кровавого внукам сама —
Как сделать, чтоб разум окутала тьма,
Как лучше убить, как усилить разбой,
А сводницы роль бережет за собой!

В чем разница между Европой тогда
И турком-аскером была в те года,
Который, от карт утомившись, кладет
Армянке беременной меч на живот
И держит пари
на вино и обед:
Мальчишку иль девочку
явит на свет?
И вместо ланцета спешит его меч
Живот кесаревым сеченьем рассечь…

Армения —
Женщиной тоже была,
Что в чреве пречистом дитя зачала,
В живот уже солнечный мальчик стучит,
Ваагнообразный, душою — Давид,
Спасения нашего светом зачат,
Надеждою нашей он вскормлен в ночах
На нашем тяжелом
Пути вековом,
Где был под ногами — бугор за бугром.

Но и у Европы был тоже свой путь,
И, чтобы преграды
С дороги спихнуть,
Собакам кость бросила нам на беду:
Пока, мол, дерутся — я дальше пойду,
И было ли так —
Или не было так —
Но в этой игре
Ей хватало собак!

И в этой собачьей возне и грызне
Вот-вот и погиб бы по чьей-то вине
Под лапами
Целый народ коренной!
И путь был — всего в волосок нитяной,
Чтоб нация стала бумажным листком,
Свидетельским актом о чет-то былом, —
В нем идолов много она обрела,
Но тотемом в нем не собака была.
А пашущий бык,
А журчащий родник,
А громом весенним рожденный тростник…

В краю, что, родившись, еще на заре
Армении имя носил — Айастан —
С времен фараона до Пуанкаре,
Рукой своих внуков кровавый осман
И кайзер Вильгельм своей царской рукой
Со слова “Армения”
Буквы,
С живой,
Соскабливали, как ненужную тень,
И день настоящий,
И завтрашний день,
Чтоб с ними и прошлое тоже смести…

И выскребли,
Выскребли все же почти!
А Вильсон,а с ним и Ллойд Джордж и  Гладстон
Считали, что в этом мешать — не резон!..

Мане Дунамалян